Иван черных своими руками

Иван Черных — Штопор

Иван Черных — Штопор краткое содержание

Одна за другой обрушиваются неприятности на Николая Громадина, командира экипажа бомбардировщика. Личная жизнь зашла в тупик, на службе откровенно издевается начальник эскадрильи, который упорно не признает профессионализм и мастерство аса Громадина. И Николай видит для себя единственный выход — он хочет испытать себя в настоящем деле и просит направить его в Афганистан. Ведь трусом Николай никогда не был…

Штопор — читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)

Белозерск, 1982 г.

Автобус остановился у столовой, и летчики, засовывая в планшеты недочитанные газеты, книги, журналы, быстро покидали салон. Капитан Николай Громадин выходить не торопился: пока ехали из города до гарнизона, он вздремнул и теперь никак не мог освободиться от ленивой истомы, расслабившей все тело, приглушившей ночные противоречивые мысли. Вспыхнувший вчера спор на разборе летно-тактических учений и прямой вопрос командира полка поставили Николая в тупик, он не смог ответить с ходу и мучился почти всю ночь. Дернул его черт полезть в свару, затеянную правым пилотом Артемом Симоненковым! «Правак»-то быстро вышел из нее, а отдуваться пришлось Николаю…

Комиссия округа, проводившая ЛТУ,[1] дала высокую оценку трем экипажам, выполнявшим пуск ракет по дальним целям. Командир полка зачитал приказ, в котором всем летавшим на пуск ракет, объявил благодарность. Вот тут-то Артем и брякнул:

— В Афганистан бы их. Они показали бы душманам, где раки зимуют.

В зале засмеялись. Все знали, что в отобранную комиссией наугад тройку попали два самых отстающих экипажа, и, если бы «противник», соседний полк противовоздушной обороны, не подыграл им, вряд ли бы ракеты попали в цель.

— Кто-то что-то сказал или мне показалось? — отозвался командир на реплику и повел по залу взглядом. Остановил на Симоненкове. Тому ничего не оставалось, как подняться.

— Так точно, товарищ полковник, не показалось. Это я выразил восторг нашими умельцами: и мощную систему ПВО преодолели, и в самое яблочко ракеты послали.

В зале снова засмеялись.

— И что-то насчет Афганистана? — Полковник хитро прищурился.

— Это я так, для сравнения, — дурашливо открестился от своей реплики Симоненков.

— А мне показалось, что ты туда хочешь вместо курсов командиров кораблей, — заставил полковник проглотить горькую пилюлю. Но Симоненков был не из тех, чтобы поперхнуться.

— Не-е, — замотал он головой. — Меня еще со «Стингерами» не научили бороться.

— Вот как? — удивленно вскинул брови полковник. — А я считал ваш экипаж одним из передовых.

— Так оно и есть, — согласился Симоненков, — можете не сомневаться. Что же касается «Стингеров», то всякие там ограничения, запреты существуют…

— Так, — многозначительно проговорил полковник и прошелся по залу. — Ну и как же вы с этими ограничениями, запретами боретесь?

Вопрос был поставлен прямо, и Николай знал: полковник потребует и прямого ответа, а это значило, что Симоненков должен раскрыть те отступления от инструкций, к которым иногда прибегали в экипаже, чтобы пощекотать нервы «противнику» или проверить свои способности в усложненных ситуациях.

— У «правака», товарищ полковник, слишком прав мало, — выкрутился Симоненков.

— А что командир экипажа скажет на это? — смерил строгим взглядом полковник Николая.

— А что говорить? — поднялся Николай. — Симоненков правильно сказал о наших умельцах, успешно преодолевших все преграды. Конечно, приятнее получать благодарности, чем нагоняи. Но кого мы обманываем? И как мы будем выглядеть, если попадем в реальную ситуацию?

— И что вы предлагаете?

— Летать по совести. Учиться тому, как написано у нас в классе тактики на плакате, что требуется на войне.

— Так, — полковник качнулся на носках начищенных до зеркального блеска полуботинок. — Хорошо. Очень хорошо, что вы печетесь о своей боевой выучке, недовольны упрощенчеством. Кому еще не нравится наша музыка, как спросил лев в том анекдоте о зайце?

— Что же вы замолчали? Или только Громадин, как он выразился, хочет летать по совести?

— Все! — вдруг загудел зал.

— Отлично, — улыбнулся полковник. — Теперь слышу — все. И могу обрадовать вас: есть возможность учиться военному делу настоящим образом. Только не у меня в полку. У меня — как в инструкции написано: крен — не более сорока пяти градусов; кто нарушит — на всю катушку; и ракеты будем пускать пока без радиолокационных помех — за вас боюсь: шандарахнете невзначай по городу, судить будут. Интересуетесь, где? Скажу. Сегодня пришла разнарядка на экипаж в Кызыл-Бурун для испытания боевой техники. Вот где имеются все возможности летать как хочется. Кто первый? Только не все сразу…

Ах, как Николаю хотелось поднять руку. Испытывать новое боевое оружие, полеты на предельных режимах, проверка своих сил, способностей, мастерства; прекрасная перспектива попасть потом на завод или в КБ испытывать новые самолеты. Но… он знал, что такое Кызыл-Бурун: пустыня, жара выше 50 градусов в тени, привозная вода, привозное продовольствие… И другие знали — никто руку не поднял.

— Ну что же вы? — подначивал командир полка. — Или красивый город, приличная квартира с раздельным санузлом и горячей водой дороже того, чтобы летать по совести.

У Николая и теперь лицо горело, словно от пощечины. Как он сдержался, чтобы не дать согласие? Наталья не простила бы… За десять лет службы это был бы четвертый переезд. В собственной квартире еще не жил, по чужим углам скитался. И с Натальей, с Аленкой. А здесь уже выделена двухкомнатная в новом доме, который обещают через месяц заселять. Наталья сразу же поедет к родителям за Аленкой — ее пришлось при переезде оставить из-за отсутствия жилья…

Нет, правильно он сделал, что не дал согласия: Аленка — болезненная, худенькая. И Наталью жаль. За свои 23 года она, по существу, ничего хорошего не видела: родилась в деревне в многодетной семье, где пришлось от темна до темна и в поле спину гнуть, и дома по хозяйству помогать. Когда Николай впервые увидел ее, сердце сжалось от жалости. Юная, красивая, а одета словно нищенка: в поношенной фуфайке с чужого плеча, в громадных резиновых сапогах и с двумя ведрами на коромысле.

— Разрешите помочь вам, — предложил он искренне, без всякого намерения познакомиться.

Она вскинула на него черные, как два сверкающих агата, глаза, немного удивленные и сердитые, словно он собирался у нее что-то отнять.

— Вы из бюро добрых услуг? — спросила она с ехидцей после небольшого замешательства.

— Точно, — согласился Николай. — А как вы узнали?

— По радио слышала, — продолжала она издеваться над ним. — Сегодня по радио передавали. И приметы ваши описали.

— А у вас в селе и радио имеется? — решил и он не остаться в долгу.

— Представьте себе… — Она снова помолчала. — Говорят, установили исключительно из-за каких-то летчиков, которые квартируют в деревне. Потому что им некогда газеты читать: ночью они летают, а днем в бюро добрых услуг работают.

Источник

Санкт-Петербург. Удивительная история улицы Ивана Черных.

Ещё к середине XIX века, район вокруг Нарвских ворот, от Обводного канала до реки Таракановки, сохранял вид присущий пригородам: много зелени среди которой разбросаны усадьбы, дачи и крестьянские дома. Натурально – пастораль. Кое где лужки, на них пастушки.))

Практически вся эта обширная местность, где в настоящее время проходит улица Ивана Черных, входила в состав имения купца П. И. Пономарёва. После его смерти в 1853 году имение перешло во владение его внучки, Марии Ивановны Сивковой, урождённой Понаморёвой, супруги Алексея Дмитриевича Сивкова, профессора, управляющего всеми императорскими фарфоровыми фабриками в Петербурге.

Несколько слов о семье Пономарёвых, они того заслуживают.

Прокофий (по другим источникам, Прокопий) Иванович Пономарёв – богатый петербургский купец. Основной вид его деятельности, торговля чаем и производство сахара. В частности, за «отличную выварку сахара» он был отмечен на выставке в Париже, большой золотой медалью. Современники его величали «неутомимым» благотворителем.

7 ноября 1824 года в Петербурге произошло страшное наводнение. «Несчастье невских берегов» унесло сотни жизней, многие здания были разрушены, острова и прибрежные районы затоплены. В описании очевидца события Самуила Аллера говорится, что среди наиболее пострадавших частей города были Васильевский остров, Петербургская сторона, Коломна, а также «Екатерингоф с близлежащими островами».

Получив изрядный ущерб от наводнения, Прокопий Иванович, тем не менее, пожертвовал 15 тысяч рублей в помощь пострадавшему городу. За этот акт пожертвования и прочую «много полезную деятельность» П. И. Пономарёва возводят в потомственное дворянство.

В 1850 году, Мария Ивановна Пономарева в чине действительной Статской Советницы (!), становится супругой А. Д. Сивкова. (Мария Ивановна была удивительным человеком, дослужиться до столь высокого чина удавалось не всякому чиновнику мужчине, что уж говорить о женщине. К сожалению формат этого канала не позволяет рассказать о её жизни более подробно, поверьте на слово, человеком она была выдающимся).

Уже после их смерти, всё загородное имение за Нарвской заставой, заложенное за долги, разделили на 47(!) участков и продали с публичных торгов.

В 1882 году через все эту территорию была проведена улица шириной восемь саженей — от Петергофского шоссе к ветке Варшавской железной дороги. Сначала улица именовалась Новопроложенной , а к декабрю 1882 года получила официальное название Ново-Сивковская . Позднее утвердилось слитное написание Новосивковская . Через несколько лет на картах Петербурга появился и Сивков переулок, изначально идущий от Новосивковской улицы в сторону Старо-Петергофского проспекта.

Единственная дочь Сивковых, Елизавета Алексеевна, вышла замуж за отставного поручика Болеслава Мамертовича Гордзялковского — сына минского помещика польского происхождения.

Духовное завещание А. Д. Сивкова приоткрывает довольно мрачную семейную историю:

«. Не ожидал и не предвидел, чтобы жизнь моя была с жестокостью надломлена единственной дочерью, для которой все минуты жизни были посвящены. Единственная дочь наша и представительница фамилии тайно от нас перевенчалась с отставным поручиком Болеславом Гордзялковским, который просил непременным условием, чтобы дети их были воспитаны в римско-католической вере. Желая после нашей смерти оградить имение от расхищения, я и жена моя решились обратить оное в заповедное имение, и чтобы опекунами малолетних наследников допускали только лиц православного исповедания и русских подданных».

Иными словами, по завещанию Сивкова, его дочь не могла претендовать на наследство, в том числе и на землю у Нарвских ворот, указанную как часть «заповедного имения».

Тем не менее кое-что Гордзялковским все же досталось: по документам Санкт-Петербургской уездной управы, на рубеже XIX — XX веков им принадлежали участки Новосивковской улицы под номерами 1, 2, 4 и 6. Елизавета Гордзялковская скончалась в 1888 году, а хозяином указанной земли стал так нелюбимый Сивковыми их зять, при котором был построен сохранившийся поныне красивый доходный дом с башенкой на углу проспекта Стачек и улицы Ивана Черных. На нем можно увидеть число «1905», обозначающее год постройки.

В мае 1965 года, к 20-летию Победы, улицу переименовали в честь Ивана Черных — молодого летчика, участника обороны Ленинграда, совершившего подвиг во время Великой Отечественной войны и удостоенного звания Героя Советского Союза посмертно. Из журнала «Морполит» от 16 декабря 2016 года:

«16 декабря 1941 года на Ленинградском фронте экипажам 125-го бомбардировочного авиационного полка 2-й смешанной авиационной дивизии, возглавляемым старшим лейтенантом Солдатовым и младшим лейтенантом Черных, было приказано нанести бомбовый удар по скоплению гитлеровских войск в районе города Чудово Новгородской области.

Плотная завеса зенитного огня встала на пути наших самолетов. Внезапно корпус бомбардировщика, командиром экипажа которого был Черных, содрогнулся. От прямого попадания вражеского снаряда самолет загорелся. Иван Сергеевич начал маневрировать, пытаясь сбить огонь, но тщетно. Огонь подбирался к кабине и бензобакам. Спасти самолет было невозможно. Но высота еще позволяла экипажу выброситься на парашютах. Комсомольцы – стрелок-бомбардир лейтенант Семен Косинов, воздушный стрелок-радист сержант Назар Губин и летчик Иван Черных приняли другое решение. И пылающий бомбардировщик, сделав разворот, пошел, снижаясь, на колонну автомашин и танков. Одна за другой падали на врага сброшенные лейтенантом Косиновым бомбы, сержант Губин уничтожал фашистов огнем пулеметов, а младший лейтенант Черных вел пылающую машину. До последнего мгновения продолжали комсомольцы свою боевую работу. Вот уже совсем близко земля. Иван Черных твердой рукой направил бомбардировщик в самую гущу объятых ужасом фашистов.»

Источник

Иван Черных — Штопор

Иван Черных — Штопор краткое содержание

Одна за другой обрушиваются неприятности на Николая Громадина, командира экипажа бомбардировщика. Личная жизнь зашла в тупик, на службе откровенно издевается начальник эскадрильи, который упорно не признает профессионализм и мастерство аса Громадина. И Николай видит для себя единственный выход — он хочет испытать себя в настоящем деле и просит направить его в Афганистан. Ведь трусом Николай никогда не был…

Штопор — читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)

Белозерск, 1982 г.

Автобус остановился у столовой, и летчики, засовывая в планшеты недочитанные газеты, книги, журналы, быстро покидали салон. Капитан Николай Громадин выходить не торопился: пока ехали из города до гарнизона, он вздремнул и теперь никак не мог освободиться от ленивой истомы, расслабившей все тело, приглушившей ночные противоречивые мысли. Вспыхнувший вчера спор на разборе летно-тактических учений и прямой вопрос командира полка поставили Николая в тупик, он не смог ответить с ходу и мучился почти всю ночь. Дернул его черт полезть в свару, затеянную правым пилотом Артемом Симоненковым! «Правак»-то быстро вышел из нее, а отдуваться пришлось Николаю…

Комиссия округа, проводившая ЛТУ,[1] дала высокую оценку трем экипажам, выполнявшим пуск ракет по дальним целям. Командир полка зачитал приказ, в котором всем летавшим на пуск ракет, объявил благодарность. Вот тут-то Артем и брякнул:

— В Афганистан бы их. Они показали бы душманам, где раки зимуют.

В зале засмеялись. Все знали, что в отобранную комиссией наугад тройку попали два самых отстающих экипажа, и, если бы «противник», соседний полк противовоздушной обороны, не подыграл им, вряд ли бы ракеты попали в цель.

— Кто-то что-то сказал или мне показалось? — отозвался командир на реплику и повел по залу взглядом. Остановил на Симоненкове. Тому ничего не оставалось, как подняться.

— Так точно, товарищ полковник, не показалось. Это я выразил восторг нашими умельцами: и мощную систему ПВО преодолели, и в самое яблочко ракеты послали.

В зале снова засмеялись.

— И что-то насчет Афганистана? — Полковник хитро прищурился.

— Это я так, для сравнения, — дурашливо открестился от своей реплики Симоненков.

— А мне показалось, что ты туда хочешь вместо курсов командиров кораблей, — заставил полковник проглотить горькую пилюлю. Но Симоненков был не из тех, чтобы поперхнуться.

— Не-е, — замотал он головой. — Меня еще со «Стингерами» не научили бороться.

— Вот как? — удивленно вскинул брови полковник. — А я считал ваш экипаж одним из передовых.

— Так оно и есть, — согласился Симоненков, — можете не сомневаться. Что же касается «Стингеров», то всякие там ограничения, запреты существуют…

— Так, — многозначительно проговорил полковник и прошелся по залу. — Ну и как же вы с этими ограничениями, запретами боретесь?

Вопрос был поставлен прямо, и Николай знал: полковник потребует и прямого ответа, а это значило, что Симоненков должен раскрыть те отступления от инструкций, к которым иногда прибегали в экипаже, чтобы пощекотать нервы «противнику» или проверить свои способности в усложненных ситуациях.

— У «правака», товарищ полковник, слишком прав мало, — выкрутился Симоненков.

— А что командир экипажа скажет на это? — смерил строгим взглядом полковник Николая.

— А что говорить? — поднялся Николай. — Симоненков правильно сказал о наших умельцах, успешно преодолевших все преграды. Конечно, приятнее получать благодарности, чем нагоняи. Но кого мы обманываем? И как мы будем выглядеть, если попадем в реальную ситуацию?

— И что вы предлагаете?

— Летать по совести. Учиться тому, как написано у нас в классе тактики на плакате, что требуется на войне.

— Так, — полковник качнулся на носках начищенных до зеркального блеска полуботинок. — Хорошо. Очень хорошо, что вы печетесь о своей боевой выучке, недовольны упрощенчеством. Кому еще не нравится наша музыка, как спросил лев в том анекдоте о зайце?

— Что же вы замолчали? Или только Громадин, как он выразился, хочет летать по совести?

— Все! — вдруг загудел зал.

— Отлично, — улыбнулся полковник. — Теперь слышу — все. И могу обрадовать вас: есть возможность учиться военному делу настоящим образом. Только не у меня в полку. У меня — как в инструкции написано: крен — не более сорока пяти градусов; кто нарушит — на всю катушку; и ракеты будем пускать пока без радиолокационных помех — за вас боюсь: шандарахнете невзначай по городу, судить будут. Интересуетесь, где? Скажу. Сегодня пришла разнарядка на экипаж в Кызыл-Бурун для испытания боевой техники. Вот где имеются все возможности летать как хочется. Кто первый? Только не все сразу…

Ах, как Николаю хотелось поднять руку. Испытывать новое боевое оружие, полеты на предельных режимах, проверка своих сил, способностей, мастерства; прекрасная перспектива попасть потом на завод или в КБ испытывать новые самолеты. Но… он знал, что такое Кызыл-Бурун: пустыня, жара выше 50 градусов в тени, привозная вода, привозное продовольствие… И другие знали — никто руку не поднял.

— Ну что же вы? — подначивал командир полка. — Или красивый город, приличная квартира с раздельным санузлом и горячей водой дороже того, чтобы летать по совести.

У Николая и теперь лицо горело, словно от пощечины. Как он сдержался, чтобы не дать согласие? Наталья не простила бы… За десять лет службы это был бы четвертый переезд. В собственной квартире еще не жил, по чужим углам скитался. И с Натальей, с Аленкой. А здесь уже выделена двухкомнатная в новом доме, который обещают через месяц заселять. Наталья сразу же поедет к родителям за Аленкой — ее пришлось при переезде оставить из-за отсутствия жилья…

Нет, правильно он сделал, что не дал согласия: Аленка — болезненная, худенькая. И Наталью жаль. За свои 23 года она, по существу, ничего хорошего не видела: родилась в деревне в многодетной семье, где пришлось от темна до темна и в поле спину гнуть, и дома по хозяйству помогать. Когда Николай впервые увидел ее, сердце сжалось от жалости. Юная, красивая, а одета словно нищенка: в поношенной фуфайке с чужого плеча, в громадных резиновых сапогах и с двумя ведрами на коромысле.

— Разрешите помочь вам, — предложил он искренне, без всякого намерения познакомиться.

Она вскинула на него черные, как два сверкающих агата, глаза, немного удивленные и сердитые, словно он собирался у нее что-то отнять.

— Вы из бюро добрых услуг? — спросила она с ехидцей после небольшого замешательства.

— Точно, — согласился Николай. — А как вы узнали?

— По радио слышала, — продолжала она издеваться над ним. — Сегодня по радио передавали. И приметы ваши описали.

— А у вас в селе и радио имеется? — решил и он не остаться в долгу.

— Представьте себе… — Она снова помолчала. — Говорят, установили исключительно из-за каких-то летчиков, которые квартируют в деревне. Потому что им некогда газеты читать: ночью они летают, а днем в бюро добрых услуг работают.

Источник